Он вытащил папку, положил ее на открытый ящик, раскрыл. Фотографии, вырезки из спортивных страниц европейских газет, похвальные отзывы товарищей по команде, большой материал из цюрихской газеты о несчастном случае с велосипедистом в Альпах:
...«Он был хороший человек, и я горжусь тем, что у меня был такой сын, – сказал Аугустус Рольфе, известный цюрихский банкир в заявлении, опубликованном его адвокатом. – Нет слов, которые могли бы описать, как мне его не хватает».
Тщательно сложена, старательно датирована и озаглавлена. Аугустус Рольфе, возможно, не был согласен с тем, что сын выбрал такую профессию, пришел к выводу Габриель, но он как отец гордился им.
Габриель закрыл папку, положил ее на место и возобновил поиск «Личной корреспонденции». Еще одна папка привлекла его внимание: «Анна». Он снова помедлил, а потом вытащил папку. В ней были детские фотографии Анны, играющей на скрипке, приглашения на выступления и концерты, вырезки из газет, отзывы об ее исполнении и ее пластинках. Габриель особенно тщательно просмотрел фотографии. Он явственно увидел двух Анн – до самоубийства матери и после. Разница в ее внешности была поразительная.
Габриель закрыл папку и положил ее назад в ящик. Пора все-таки приниматься за дело. Он перебрал папки, пока не нашел той, на которой значилось: «Личная корреспонденция». Он вынул ее из ящика, положил на стол Рольфе и открыл. Письма – одни написанные от руки, другие напечатанные на профессиональных бланках. На немецком, французском, итальянском, английском языках – лингвистическое лоскутное одеяло, каким является Швейцария. Габриель быстро пролистал их, пока не дошел до конца. Тогда он вернулся к началу и медленно повторил процедуру. Результат был тот же.
Бумаги о происхождении картин исчезли.
Водя лучом фонарика по кабинету, Габриель вспомнил об учебной подготовке, которую проходил в академии. Инструктор привел его в комнату, обставленную как гостиничный номер, вручил ему документ и дал минуту на то, чтобы он нашел пять подходящих мест, где его спрятать. Если бы ему дали такое задание в кабинете Рольфе, а не в лжегостиничном номере, он мог бы найти сотню мест, чтобы спрятать документ. Под ложной доской в паркете, в большой книге, под ковром или под паркетом, в какой-нибудь мебели, в скрытом стенном сейфе. И такие возможности имелись в одном только кабинете. В хаотично построенной вилле Рольфе были тысячи мест, где можно спрятать коробку с документами. Этот человек построил подземный бункер для своей тайной коллекции картин. Если Рольфе хотел что-то спрятать, у Габриеля было очень мало шансов это найти.
Мысль о том, что придется уезжать из Цюриха с пустыми руками после столь тяжелого и опасного путешествия, была невыносима Габриелю. Отсутствие документов могло объясняться двумя причинами. Во-первых: они были изъяты Рольфе или кем-то вроде Вернера Мюллера. Во-вторых: Рольфе почему-то их переложил. Конечно же, это было возможно. Он же старик. А старые люди совершают ошибки. Память подводит. Названия на папках становится все труднее читать.
Габриель решил тщательно обследовать письменный стол.
В нем было четыре больших ящика – по два с каждой стороны, и Габриель начал с верхнего левого. Пошла монотонная рутина: вынуть папку, тщательно обследовать содержимое, вернуть ее на место, перейти к следующей.
У Габриеля ушло полчаса на то, чтобы обследовать все четыре ящика.
Ничего.
Он вытащил средний ящик: ручки, карандаши, обрывки бумаги, бутылочка клея, скоросшиватель. Миниатюрный магнитофончик. Габриель взял его и осмотрел при свете фонарика. Ленты внутри не было. Он тщательно обследовал ящик. Магнитофон есть, а лент нет. Странно.
Он закрыл ящик, откинулся в кресле Рольфе и устремил взгляд на письменный стол. Средний ящик… что-то не так. Он открыл его, заглянул внутрь, снова закрыл. Открыл, закрыл. Открыл, закрыл…
Сам ящик был четыре дюйма глубиной, а места в нем было меньше. Дюйма на два, прикинул Габриель, – возможно, даже еще меньше. Он попытался вытащить ящик совсем, но что-то мешало. Потянул сильнее. Безрезультатно.
Он посмотрел на свои часы. Он находился в вилле сорок пять минут – наверное, так долго находиться тут было неразумно. Теперь он стоял перед выбором: уйти или довериться интуиции.
Он встал, ухватил ящик обеими руками и потянул как можно сильнее. Помеха была устранена, и ящик упал на пол, рассыпав все свое содержимое.
Габриель поднял пустой ящик и перевернул его. Крепкий, хорошо сработанный, ненормально тяжелый. Габриель внимательно оглядел дно. Оно было очень толстым – пожалуй, в дюйм толщиной.
Уйти или довериться интуиции?
Выполнить все аккуратно было невозможно – во всяком случае, если он хотел быстро получить ответ. Он прислонил ящик к боку стола. Затем поднял ногу и изо всей силы ударил в ящик. Раз, два, три, пока дерево не треснуло.
Дно ящика состояло не из одной панели, а из двух, одинаковых по размеру, наложенных одна на другую. Между ними лежал большой квадратный конверт, пожелтевший от времени, с клапаном, закрепленным обтрепанной бечевкой. Бумаги о происхождении картин? Очень уж сложно задумал Рольфе скрыть эти бумаги. Габриель сбросил рассыпавшиеся куски дерева и взял конверт. Пальцы у него дрожали, когда он вскрывал его.
Он достал содержимое – пачку старых тоненьких бумажек и выложил их на стол. Он осторожно их перелистал, словно боялся, что они могут рассыпаться от прикосновения. Кроны… песеты… эскудо… фунты… Документы были копиями переводов в валюте и банковских счетов времен войны. Габриель посмотрел на даты. Первый перевод – нескольких тысяч швейцарских франков стокгольмскому «Юнион-банк» – был произведен в феврале 1942 года. Последний – перевод средств Банку Лиссабона – был произведен в июне 1944 года.