Убийца по прозвищу Англичанин - Страница 55

К оглавлению

55

Затем Анна говорила:

– Я хотела бы иметь доступ к счету герра Алоиса Риттера.

Пауза, несколько ударов по клавиатуре компьютера, долгий внимательный взгляд на светящийся экран.

– Извините, но у нас нет счета на имя Алоиса Риттера.

– Вы уверены?

– Да, абсолютно.

– Благодарю вас. Извините, что мы отняли у вас ваше ценное время.

– Нисколько. Возьмите нашу карточку. Быть может, вам понадобятся наши услуги в будущем.

– Вы очень любезны.

Побывав в одиннадцати банках, они выпили кофе в маленьком ресторанчике под названием «Кафе Бриошь». Габриель начинал нервничать. Они болтались вокруг Банхофштрассе почти два часа. Их не могли не заметить.

Следующая остановка была у «Беккер и Пул», где их встретил сам герр Беккер. Он был весь накрахмаленный, и суетливый, и очень лысый. Кабинет у него был унылый и совсем голый, точно операционная. Когда он смотрел на экран своего компьютера, Габриель видел, как в протертых стеклах его очков призраками отражаются бегущие фамилии и номера.

Через минуту внимательного просмотра он оторвал взгляд от экрана и сказал:

– Номер счета, пожалуйста.

Анна по памяти произнесла:

– Двадцать пять-двенадцать-тридцать три-сто двадцать шесть.

Беккер отстучал на клавишах.

– Пароль?

Габриель почувствовал, как сжало грудь. Он поднял глаза и увидел, что герр Беккер смотрит на него поверх компьютера.

Анна слегка прочистила горло и сказала:

– Адажио.

– Прошу следовать за мной.

* * *

Маленький банкир провел их из своего кабинета в зал для просмотра с высоким потолком, стенами, обшитыми деревянными панелями, и квадратным столом с дымчатой стеклянной крышкой.

– Вам лучше уединиться тут, – сказал он. – Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я принесу вам содержимое вашего счета через несколько минут.

Когда Беккер вернулся, в руках у него был металлический ящик-сейф.

– Согласно условиям хранения данного счета всякому назвавшему правильно номер счета и пароль разрешается доступ к сейфам, – сказал Беккер, опуская ящик на стол. – Все ключи у меня.

– Я поняла, – сказала Анна.

Насвистывая что-то немелодичное, Беккер достал из кармана тяжелую связку ключей и стал искать нужный ключ. Найдя его, он поднял ключ вверх, проверяя гравировку, затем вставил в замок и поднял крышку ящика. В воздухе мгновенно запахло гниющей бумагой. Беккер отошел на почтительное расстояние.

– Есть еще один ящик-сейф. Боюсь, он слишком большой. Вы его тоже хотите посмотреть?

Габриель и Анна переглянулись через стол и одновременно произнесли:

– Да.

* * *

Габриель подождал, когда Беккер выйдет из комнаты, и тогда открыл крышку. Их было шестнадцать, аккуратно свернутых, накрытых защитной пленкой: Моне, Пикассо, Дега, Ван Гог, Мане, Тулуз-Лотрек, Ренуар, Боннар, Сезанн, потрясающая «Обнаженная на отдыхе» Вюйяра. Даже Габриель, человек, привыкший работать с бесценными произведениями искусства, был потрясен количеством того, что оказалось перед ним. Сколько людей искали эти полотна? И сколько лет? Сколько слез было пролито по поводу их утраты? А они лежали тут, в ящике-сейфе под Банхофштрассе. Как и следовало. Как вполне логично.

Анна возобновила осмотр меньшего ящика. Она подняла крышку и стала извлекать из ящика содержимое. Сначала наличность – швейцарские франки, французские франки, доллары, фунты, марки, с которыми она легко расправилась, как человек, привыкший к деньгам. Затем появилась складная, как аккордеон, папка с документами и наконец кипа писем, перетянутых голубой резинкой.

Она сняла резинку, положила ее на стол и начала перебирать конверты своими длинными ловкими пальцами. Указательный палец, средний палец, четвертый палец, средний палец, передышка… Четвертый палец, средний палец, четвертый палец, средний палец, передышка… Она вытащила один конверт из кипы, проверила, по-прежнему запечатан ли он, затем поднесла к Габриелю.

– Вам, возможно, это будет интересно.

– А что это?

– Не знаю, – сказала она. – Но это адресовано вам.

Это была почтовая бумага человека из другого времени – светло-серая, размером А-4, наверху в центре – Аугустус Рольфе, никакой другой информации – ни номера факса, ни номера электронной почты. Только дата – накануне приезда Габриеля в Цюрих. Написано по-английски, от руки, человеком, уже не способным удобочитаемо писать. Так что письмо могло быть написано на любом языке и любым алфавитом. В присутствии Анны, смотревшей через его плечо, Габриель умудрился разобрать текст.

...

Дорогой Габриэль!

Надеюсь, вы не сочтете бесцеремонным то, что я решил адресоваться к Вам по Вашему настоящему имени, но мне уже некоторое время известно, кто Вы, и я восхищался Вашей работой и как реставратора произведений искусства, и как хранителя нашего народа. Швейцарский банкир многое слышит.

Если вы читаете это письмо, значит, я уже мертв. Это означает также, что Вы, по всей вероятности, нарыли немало информации о моей жизни, – информации, которую я надеялся сообщить Вам лично. Попытаюсь сделать это сейчас, после смерти.

Как Вам теперь уже известно, Вы были приглашены на мою виллу в Цюрихе не для того, чтобы почистить Рафаэля. Я связался с Вашей службой по одной-единственной причине: я хотел, чтобы Вы забрали мою вторую коллекцию – коллекцию, тайно хранившуюся в подземелье моей виллы, о чем – я уверен – Вы уже знаете, и вернули эти творения их законным владельцам. Если законные владельцы не могут быть найдены, я хотел, чтобы эти полотна висели в музеях Израиля. Я обратился к Вашей службе, так как предпочитал, чтобы все это было произведено без шума, не навлекая дополнительного позора на мою семью или мою страну.

55