Затем – буквально через минуту – место, где он видел число 126
Анна всегда носила с собой фотографию брата. Это была его последняя фотография – лидера на одном из этапов «Тур Де Суисс» в день его смерти. Габриель видел эту фотографию на письменном столе Аугустуса Рольфе. Он взглянул на номер на велосипеде и на спине велосипедиста: 126.
Анна сказала вдруг:
– Похоже, что придется нам ехать назад, в Цюрих.
– Надо кое-что сделать с вашим паспортом и с вашей внешностью.
– А что не в порядке с моим паспортом?
– Там стоит ваше имя.
– А с моей внешностью?
– Абсолютно ничего, в том-то и проблема.
Он снял телефонную трубку и набрал номер.
Девушка по имени Ханна Ландау пришла в номер в десять часов вечера. На руках у нее были браслеты, и от нее пахло жасмином. На плече висел ящик, похожий на тот, в котором Габриель хранил свои кисти и краски. Она немного поговорила с Габриелем, затем взяла Анну за руку, повела в ванную и закрыла дверь.
Через час Анна вышла оттуда. Ее светлые волосы по плечи были коротко острижены и выкрашены в черный цвет; зеленые глаза стали голубыми от косметических линз. Она поразительно изменилась. Словно стала другой женщиной.
– Одобряете? – спросила Ханна Ландау.
– Снимите ее.
Израильтянка сделала «Полароидом» полдюжины фотографий Анны и разложила снимки на кровати, чтобы Габриель посмотрел их. Когда они кончили проявлять снимки, Габриель сказал:
– Вот этот.
Ханна отрицательно покачала головой:
– Нет, я думаю, – этот.
Она схватила снимок, не дожидаясь одобрения Габриеля, и вернулась в ванную. А Анна села перед зеркалом и долго рассматривала свое отражение.
Минут через двадцать Ханна снова появилась. Она показала свою работу Габриелю, затем пересекла комнату и положила ее на туалетный столик перед Анной.
– Поздравляю, мисс Рольфе. Вы теперь гражданка Австрии.
На полпути между Центральным вокзалом и Цюрихским озером находится центр банковского дела – Параденплац. Главные управления двух близнецов – «Креди суисс» и «Юнион-банк» Швейцарии – смотрят друг на друга свирепым взглядом через широкий простор серого булыжника. Это два гиганта швейцарского банковского дела, которые входят в число самых могущественных в мире. В их тени, вверх и вниз по Банхофштрассе, стоят другие большие банки и влиятельные финансовые организации с блестящими вывесками и начищенными стеклянными дверями. А по тихим боковым улочкам и переулкам между Банхофштрассе и рекой Силь разбросаны банки, которые мало кто замечает. Это приватные часовни швейцарских банкиров, места, где втайне люди молятся и исповедуются. Швейцарский закон запрещает этим банкам домогаться вкладов. Они могут именоваться банками, если хотят, но не обязаны это делать. Их трудно найти, легко пройти мимо, они заткнуты среди современных офисов или в комнатах городских домов, простоявших не одно столетие. В одних работают несколько десятков сотрудников, в других – всего горстка. Это во всех отношениях частные банки. Вот среди них-то на следующее утро и начали свои поиски Габриель и Анна Рольфе.
Она просунула руку Габриелю под локоть и потащила его по Банхофштрассе. Это был ее город, так что теперь руководство взяла в свои руки она. А Габриель всматривался в лица прохожих в поисках признаков узнавания. Если Анну где-то в мире и заметят, то это здесь. Но никто не обращал на нее внимания. Похоже, что макияж, быстро проведенный Ханой Ландау, срабатывал.
– С чего начнем? – спросил Габриель.
– Подобно большинству швейцарских банкиров, мой отец имел профессиональные счета в других швейцарских банках.
– Корреспондентские счета?
– Совершенно верно. Начнем с тех, с которыми, как мне известно, он имел дело в прошлом.
– Что, если счет не в Цюрихе? Что, если он в Женеве?
– Мой отец был цюрихцем до мозга костей. Ему никогда и в голову не пришло бы доверить свои деньги или свои ценности французу в Женеве.
– Если даже мы найдем счет, нет никакой гарантии, что мы получим доступ к нему.
– Это правда. Банкиры засекречивают счета в такой мере, в какой хочет владелец счета. Нам могут дать доступ лишь к номеру. Нам может потребоваться пароль, Нам могут указать на дверь. Но стоит попытаться, верно? Давайте начнем вот с этого.
И, изменив без предупреждения направление, она побежала через Банхофштрассе прямо перед быстро ехавшим трамваем, таща за руку Габриеля. Она повела его на маленькую улочку – Бэренгассе и остановилась у простой двери. Над дверью была сторожевая камера, а на каменной стене рядом с ней – медная табличка, такая маленькая, что ее можно и не заметить: «ХОФФМАН и УЭК, Бэренгассе, 43».
Анна нажала на звонок и стала ждать. Через пять минут они уже были снова на улице и направлялись в следующий по списку Анны банк. Там процедура заняла немного больше времени – семь минут по подсчету Габриеля, – но результат был тот же: снова на улице с пустыми руками.
Так оно и шло. Всякий раз процедура лишь слегка отличалась от предыдущей. После осмотра по охранной камере их впускали в вестибюль, где их встречал настороженный сотрудник банка. Переговоры вела Анна, всякий раз быстро, но вежливо, на Züridütsch. Наконец их вели в святая святых – внутренний офис, где хранятся тайные счета, и усаживали на стулья перед столом банкира. После нескольких пустопорожних любезностей банкир осторожно прочищает горло и вежливо напоминает, что это потеря времени, а на Банхофштрассе время – это, безусловно, деньги.